Денис Сметанин

О себе

Я занимаюсь исследованиями в области истории. Прежде всего, мне интересен XIX век в России. Благодаря практике в «Мемориале»* я заинтересовался XX веком, СССР, делами политзаключённых. 

*Научно-исторический и просветительский центр «Мемориал» — научно-просветительское подразделение общества «Мемориал». Центр работает над исследованиями, связанными с историей ГУЛАГа и историей репрессивных органов.

Как пришёл в науку?

Случайно. В 2018 году, на первом курсе мне нравились семинары по философии с преподавателем Анастасией Копыловой. Прочитав её резюме, я удивился, что она из Челябинска, как и я. Вдохновился тем, что она со второго курса участвовала в конференциях, писала статьи. Решил тоже попробовать. 

Я наткнулся на международную конференцию в Питере. У меня уже был материал по курсовой работе — я просто перевёл его на ужасный английский и подал заявку. Меня пригласили, думаю: «О, прикольно, заодно встречусь со знакомыми». Я не думал, что мне это понравится. Только потом, когда выступил и пообщался с коллегами, меня затянуло.

Как оказался в «Мемориале»?

Я увидел пост знакомой, которая проходила там практику и принимала участие в подготовке выставки, оцифровке архивных дел. В «Мемориале» достаточно интересно, работают сотрудники Вышки с факультета права и ФКМД. Недавно мы оцифровывали сборник статей Рауля Валленберга. 

Рауль Валленберг – это шведский дипломат, организовывавший операцию спасения венгерских евреев в оккупированном немцами Будапеште, выдавая им шведские паспорта. Таким образом он спас около 100 тысяч евреев. Есть данные, что в августе 1945 сотрудники контрразведки «Смерш» отправили его в Москву. Мотивы неизвестны, архивные данные закрыты либо утеряны.

«Мемориал»: политическое и историческое

Сотрудники «Мемориала» подавали жалобу в Верховный суд РФ: не давали доступ к делу человека, который не был реабилитирован. Когда пришла новость о предоставлении доступа к делу, «Мемориал» будто взорвался: «Ура, это правовой прецедент». С одной стороны, хорошо, когда борются за доступ к документам, с другой – иногда это превращается в политическую ангажированность. На мой взгляд, стоит делать это менее публично.

В «Мемориале» много фондов и архивов, которые пока не описаны и не опубликованы. Первая задача историка – работа с ними. Зачастую это скучная и монотонная работа, но, например, недавно я описывал четыре дела баптистов в 1970-80-е годы: обвинительные заключения, приговоры, их обращения к Верховному Совету СССР, Кеннеди, ЕСПЧ, ООН. Была интересная строчка о том, что им отказывают в выезде, хотя их пригласили протестантские общины в Швецию и даже Индию. В итоге им разрешили выезд, правда, 10 лет спустя.

В чём опасность публикации архивов?

Очень много архивов, связанных с историей СССР, в особенности, архивов спецслужб, сейчас закрываются. Дела заключенных сдаются в архив на уничтожение. 

Сегодня есть, да и всегда была тенденция «вычеркнуть из истории»: если по какой-то причине кажется, что лучше людям нигде не фигурировать, их просто вычёркивают. 

Например, публикации секретного дела Абакумова или Берии могут пролить сильно неприятный свет на историю спецслужб, потому что нынешние службы правопреемники советских, и это может ещё сильнее их очернить. Официальную позицию по отказу в доступе к делу обосновывают возможным вредом безопасности государства.

Как выбрал тему курсовой работы?

Научным руководителем моей курсовой работы также был Сергей Польской. На вопрос, какой период мне интересен, я ответил — XVIII и XIX век, ориентируясь на своё олимпиадное прошлое. Тогда он предложил тему неформальных связей, патрон-клиентских отношений* на примере Михаила Семёновича Воронцова, потому что его никто не изучал. Эту тему мы решили довести до ВКР. 

М.С. Воронцов – военно-административный политический деятель первой половины XIX века в России. Прежде всего, интересно то, как он управлял новороссийским краем** с 1825 по 1853 год. Он был генерал-губернатором края с большим числом официальных полномочий. Например, он мог напрямую требовать аудиенции у императора.

При изучении неформальных связей между ним и министрами внутренних дел, видно, что он набирает в аппарат управления людей, которых знает по службе во Франции, по Отечественной войне 1812 года, по заграничным походам или если они знакомы с его родственниками. 

Для исторических исследований это немного дерзкая тема. Один преподаватель на моей предзащите критиковал то, что я пытаюсь наложить теоретическую конструкцию на письма Воронцова и пытаюсь увидеть то, что я хочу увидеть. 

*Патрон-клиентские отношения – неформальные связи между людьми разного служебного положения, которые направлены на взаимовыгодный обмен.

**Юг Российской империи, современная Одесская, Харьковская и Донецкая области, часть Кавказа, Крым.

По каким источникам выявляют неформальные связи?

Письма, личные дневники. При их написании соблюдались официальные правила оформления, чтобы они выглядели красиво и были верно оформлены. Но на самом деле в письмах есть много фраз, говорящих о неформальных связях. 

Например, губернатор Таврической губернии А.И. Казначеев, являясь подчинённым М.С. Воронцова, пишет «я был рад быть под вашим отеческим благоденствием», «вы, как настоящий отец…». Эти фразы указывают на родство и дружеские отношения. В XIX веке друг – это не тот, с кем ты близко общаешься, а тот, кого ты можешь использовать в личных целях и кто может использовать тебя. 

Ещё один маркер патрон-клиентских отношений – упоминание оказанных услуг или просьб. Например, в одном письме 8 марта 1838 года секретарь Сафонов благодарит Воронцова за получение ордена лично из рук Николая I не императора, а его самого.

Сколько времени отнимает работа с архивами?

Это достаточно масштабно, на сбор и изучение одних только источников уходит два года или даже больше. В моём случае источник – опубликованные «Письма к Воронцову», и я только коснулся архива Воронцовых в Российском государственном архиве древних актов. В одной только описи хранится 4 тысячи дел, их все просмотреть нереально, только используя критерии можно отобрать базу.

Связан ли выбор темы с ее эпатажностью?

Чем больше масштаб работы, которую нужно провести, тем больше мой интерес. Но, конечно, это и желание стать первооткрывателем и прославиться. А зачем идти в науку, если ты ничего нового не привносишь и изучаешь то, что уже изучено до тебя?

Как объяснить бабушке, чем ты занимаешься?

В моей семье все с практическим складом ума. Старший брат занимается программированием, мама – бухгалтер. Но, видимо, ни одна семья не обходится без гуманитария. 

Работа в «Мемориале» дала мне ощущение того, что я работаю на формирование исторической памяти, и я бы объяснял семье, чем я занимаюсь, отталкиваясь от этого. Да, быть может, сейчас это не всем интересно: нас заботят обыденные проблемы, как поспать 8-12 часов. Но через 5-10 лет люди, которые прочтут эти опубликованные источники, сочтут их интересными.

Если не наука, то что?

Пока я считаю себя учёным с маленькой буквы. Я не вижу себя окончательно в академической карьере, хотя много для этого сделал. Но на втором курсе появилось ещё одно интересное мне направление – event-менеджмент. 

Самое крупное мероприятие, которое я организовал – Всероссийская студенческая конференция. Была и третья мысль – пойти преподавать в школу. В рамках проекта «История в Вышке: медиапроект» от ФГН я ездил в четыре московские школы, в коломенскую гимназию и на летнюю историко-филологическую школу от ФГН в «Вороново». Нас учили, как сделать так, чтобы не только ты вёл урок, но и ученики включались в процесс.

О венце научной карьеры

Я был бы не против стать деканом ФГН или проректором по научной работе. Или стану директором Центра академического развития НИУ ВШЭ и займусь event-менеджментом в научной среде.